02.08.2014 в 12:32
Пишет эйзенхерц:сборник шотстори
подумал тут и собрал в один пост.
Название: kuroko short stories
Автор: эйзенхерц
Пейринг: АоКага
Жанры: джен, слэш, флафф, романс, AU, ER, есть кусочек гендерсвитча и фема
Рейтинг: доходит до нцешечки
Размер: около 15 машинописных страниц.
I. Кагами, Аомине, джен, G
Тайга разглядывает свои ладони: мозолистые и грубые, перепачканные, с длинными пальцами и коротко подстриженными ногтями. Он стискивает кулаки, разжимает и делает вдох, шагает вперед и тянет вверх руку – Аомине усмехается с другого конца площадки и дает ему пас. Нет, не дает – швыряет, но после убойных-то пасов Куроко… Тайга с легкостью ловит мяч, стукает им об асфальт – раз, другой – и бежит в трехсекундную, меняя руку с каждым ударом – то правой, то левой; он пытается обвести и уходит вбок, влево, вправо, но Аомине не обманешь так просто, он действует на инстинктах, он живет и играет на них, поводит носом и щурит глаза, точно чувствует мяч. Или чувствует его, Кагами.
Финты не проходят, но Тайга забивает пару раз, как и Аомине ему. Аомине даже больше, пожалуй, но по его горящим глазам и широкой ухмылке не скажешь, что он недоволен.
- Пойдем, - бросает он, когда на город опускается вечер, а солнце ползет к горизонту. Жарко, Тайга утирает краем футболки лицо, смотрит с недоумением:
- Но еще рано!
- Пойдем, - повторяет Аомине, зажимает подмышкой мяч и уходит вперед. Тайга ругается ему вслед, но идет – любопытно. Прежде они просто кивали друг другу, расходились или разбегались по домам, укрываясь от внезапного проливного дождя, но сегодня что-то меняется, что-то неуловимое и неосязаемое. Тайга ощущал это не с их первой встречи, но тогда, когда Аомине закинул руку ему на плечо и крепко стиснул локтем шею – бросил вызов. Это чувство… оно неизменно возникало, стоило только их взглядам столкнуться, повисало между ними на невидимых ниточках. Иногда Тайгу порывало спросить, не ощущает ли Аомине того же – смятения, жажды, желания раздуть пламя из тлеющих угольков?.. Хотя Ахомине скорее бы дернул глазом и обозвал его идиотом. И был бы, в принципе, прав.
Аомине приводит его на крышу. Ничего не говорит и заваливается на согретую солнцем поверхность, закидывает руки за голову и закрывает глаза. Мяч откатывается в сторону, Тайга пихает его ногой, садится на корточки рядом с Аомине и любуется открывающимся с крыши видом: высотки затоплены золотом, кое-где пробивается багряной цвет. Закат кажется очень красивым.
***
С того дня они приходят на крышу после каждой игры. Молчат: если говорить, обязательно поругаются, а на крыше… почему-то не хочется. Кагами, во всяком случае. Аомине часто дремлет, и во сне его лоб разглаживается, а лицо становится умиротворенным и почти безмятежным. Кагами же любит подставлять волосы ветру, сидеть у самого края, свесив вниз ноги, отпивая прохладной воды из бутылки. Жара никогда не оставляет его.
Наверное, думает он нередко, оборачиваясь через плечо, ловя в глазах Аомине ленивое «что?» – наверное, когда-нибудь они бы смогли подружиться.
II. АоКага, романс, ферсттайм, NC
Тайга был жутко неловкий: неуверенно водил ладонями по плечам и груди, словно разрешения спрашивая – Дайки, здесь можно потрогать? А вот здесь? А… губами коснуться?
Дурак, Ахомине, чего ты смеешься!
- Эй, - прошептал Аомине, ухмыляясь как глупый подросток, впервые добравшийся до девчонки, хотя было все ровно наоборот, - иди-ка сюда, Бакагами…
И вжал в простыни, телом к телу, выцеловывая изумленно распахнутый рот, гладкие светлые скулы, сильную шею… одно удовольствие: вот Кагами щурит глаза и откидывается назад, подставляясь; румянится, закрывает локтем лицо, когда становится уж совсем горячо и неловко: Дайки облизывает соски, прикусывает и дразнит, грудь – один из его фетишей, пусть у Кагами и крепкая, сильная, мускулистая…
- Ах… Ахомине… - его голос ломается, когда Дайки сползает к ногами и забирается ладонями под резинку трусов; ладони горячие и сухие, кончики пальцев - шершавые, Дайки усмехается и деловито облизывает подушечки правой. Затем кольцом сцепляет пальцы вокруг напряженного члена, ведет вниз-вверх, мягко и медленно, - блин, это…
- Да, хорошо, знаю, - довольно лыбится Аомине, целует подвздошную косточку, кольцо пальцев сжимается крепче, - давай, Бакагами, покажи мне…
Он не успевает договорить: Тайга вдруг замирает и выгибается, стонет-рычит, голос у него хриплый, беспомощный; Аомине подносит ладонь к глазам и удивленно моргает. Кончил? Уже?..
- П-прости, я… просто я… - тот пытается бормотать еще что-то, не румяный – багровый по самые уши, брови вздернуты домиком, а глаза влажные, - я…
Аомине прячет лицо и смеется. Кагами обижается тут же: выпутывается из одеял и садится, поджимает колени к груди, хмурится, возмущенный, взъерошенный. Аомине заставляет себя посерьезнеть, подается к нему и сжимает колено чистой рукой, другую – запачканную – облизывает. Сперма солоновата и непривычна на вкус, а Кагами вновь задыхается – и пялится на него, пялится так, словно видит впервые, и пунцовеет по шею, вопит и размахивает руками, пытаясь остановить – Дайки легко уклоняется, он намного ловчее, да и слизывать уже нечего. Он показывает Тайге чистую, будто вымытую ладонь, хищно скалится и накидывается на него, опрокидывая на спину, подминает и вклинивается меж плотно сжатых коленей, разводит настойчиво, игнорируя сопротивление и чужое, все более отчаянное смущение. Кагами – его, принадлежит ему весь, целиком, до ногтей, пусть не привык еще – но привыкнет.
Их члены трутся друг о друга, быстро и плавно, Дайки дышит ртом глубоко, жадно – воздуха не хватает. У Кагами трепещут ресницы, на висках и лбу – капельки пота, губы дрожат, и лицо такое уязвимо-беззащитное, что Аомине захлестывает волной одуряющей нежности. Он крепче и тверже сжимает на членах ладонь, и одновременно мягче, и оргазм они ловят не одновременно – но почти – и их сперма сливается вместе, белесая, липкая, теплая. Кагами шепчет тихонько что-то неразличимое, притягивает Дайки на грудь, обнимает, уткнувшись носом в ключицу, и Дайки послушно лежит, даже дремлет – уютно.
С Тайгой классно всегда – горячо, будоражаще, зло ли – но в такие минуты – особенно.
III. АоКага, Момои; R, на арт
Сегодня Кагами играл настолько хреново, что Дайки сначала решил, что тот поддается, и здорово разозлился, но после пяти очередно забитых мячей ему стало ясно, что дело тут в чем-то другом. Да и когда это Бакагами кому-либо уступал, по доброй воле и, что намного важнее, ему?.. Дайки сощурился, замер с мячом носом к носу с Кагами, пригляделся внимательней: челка взмокшая, сбившаяся, тяжелая, взгляд напряженный, все как всегда… Да только дышал Бакагами тяжелей, чем обычно, кривил рот, когда двигался, и едва ли не жмурился – от боли?.. Ну и что с ним такое?!
- На сегодня закончили, - вдруг решил Аомине и отдал пас, высокий и мощный: Кагами вытянул руки, словил и вдруг охнул, отбросил мяч в сторону и плюхнулся задницей на асфальт.
Наверное, Дайки выглядел слишком уж изумленно, потому что Кагами вдруг вспыхнул, сжал кулаки, но остался сидеть, низко склонив голову, будто не мог скрыть иначе стыда за свою слабость:
- Ахомине, если чего-нибудь скажешь сейчас…
- Да, скажу. Что за хрень?! То играешь, как телка, а теперь это, - Аомине качнул подбородком и подошел ближе, протянул руку: - вставай, идиот, задницу отморозишь.
И ведь сегодня действительно было холодно – все-ж таки осень – да вот только Кагами вдруг заупрямился и разъярился в ответ:
- Сам поднимусь! – и поднялся, действительно, продолжая вопить, - с чего такая забота?! Ты ж не думаешь ни о чей заднице, кроме своей собственной! Эй, давай сыграем еще раз, я в норме, увидишь!
- Нифига ты не в норме, - сплюнул Дайки, уйдя на другой конец баскетбольной площадки, к скамейкам. Он поднял свою куртку, набросил на плечи и побрел с поля прочь; к вещам, испортившим настроение, добавился одурительный ветер, норовивший залезть под футболку и облапать все ледяными ладонями.
Глупо было рассчитывать, что Кагами угомонится.
- Эй! – пропыхтел он, на ходу кутаясь в парку и поправляя манжеты, - эй, да постой, блин! Ахомине, придурок! Епт, со мной все в порядке, почему ты не веришь?.. Черт, стой уже! Уфф, сраный ветер… Ладно, я расскажу, только не беги так! Блять, Ахомине!
Дайки даже сдал шагу от такой наглости.
- Короче, - Кагами обогнал его наконец, упер руки в бока и отдышался, - я вчера потянул спину. Не знаю, там еще щелкнуло что-то… хорошо, Рико не видела – через неделю играть, нельзя пропускать тренировки! Спина побаливает, короче… немного! – добавил торопливо, точно нашкодивший младшеклассник – лишь бы не отругали.
«Вот же тупица», - подумал Дайки с тоской, зеленой, как парка Кагами. Сорвать спину и играть в баскетбол как ни в чем не бывало – это для Бакагами в порядке вещей?.. Если б такое случилось с ним, Дайки, он наплевал бы на всё и вся, дрых, восстанавливаясь, дни напролет. И делать ничего не заставишь – причина есть, и серьезная. Очень удобно.
Хотя… погодите-ка! Дайки едва пальцами не прищелкнул: идея! Раз уж Кагами своим внезапным недомоганием испортил ему их игру и чудесное утро, то пусть все и исправляет. Он ему и так должен – еще те кроссовки не отработал.
- Ты идешь со мной, - безапелляционно заявил Аомине и с независимым видом двинулся дальше, убежденный, что Бакагами помчится следом. Тот подобрал челюсть – Дайки никогда, никогда никого не приглашал к себе в гости! – и, действительно, побежал за ним, громко и вслух засыпая Ахомине вопросами – чтокакзачемпочему?! Тот особо не скрытничал, но рассказал уже у подъезда, с галантной издевкой распахивая двери перед Кагами:
- Массаж тебе сделаю: говорят, хорошо помогает.
***
Момои где-то носило, так что чай пришлось заваривать самому. Кагами разглядывал их жилище с искренним любопытством – кухонька была маленькая и аккуратная, с ситцевыми занавесками и светлыми гладкими стенами; прихожая – узкая, с тумбочкой, заваленной барахлом и косметикой Сацки, и ее туфлями, сваленными в одну разноцветную кучу. Окликнув Кагами и подхватив чашки с чаем – ароматным и байховым – Аомине пинком распахнул дверь собственной комнаты и оказался внутри.
Момои вход сюда был воспрещен, так что здесь царил жуткий бардак. Аомине не сдержал смешка, с довольством разглядывая ошарашенную морду Кагами – у того все всегда было чистенько и красиво, никаких тебе шмоток, разбросанных по всей комнате; оккупировавших кровать и пространство под ней порножурналов, плакатов с грудастыми девицами на всю стену, грязных тарелок на подоконнике…
Аомине оставил чашки на столике у кровати и похлопал по ней, на удивление застеленной, правой рукой:
- Ложись, что ли.
Кагами убрал с лица странное выражение и подошел, послушно плюхнулся на покрывало, нарочно спихнув октябрьский выпуск «Плейбоя» на пол. Его щеки начинали гореть всякий раз, когда он задерживал взгляд на чужих прелестях.
- И с чего такая доброта, - пробурчал он, когда ладони Аомине задрали хлопковую майку и прошлись по напряженной спине. – Ай, аккуратнее!
- Oi, oi, неженка, - протянул Аомине с ехидцей, осторожно разминая поясницу, продвигаясь к лопаткам вдоль позвоночника. Спина у Кагами были крепкая, сильная, и как только повредить умудрился?
- Мм, хорошо… - пробормотал, со смущением выдохнул Кагами, когда пальцы Аомине начали двигаться по спирали, касаясь спины только кончиками, чуть-чуть; когда эти пальцы мягко выписывали на коже круги и плавно разводили их, не касаясь позвонков, не причиняя ни одного неприятного ощущения. Жаль, что под рукой не было масла, укорил себя Аомине – тогда дело пошло бы еще лучше, массаж оказался приятнее. Стоп, он тут не удовольствие доставляет, а помощь оказывает!..
А, к черту!
- Т-ты что делаешь? – вытаращил глаза Бакагами, когда Дайки перевернул его на спину, потянул майку до самого подбородка и огладил живот, плоский и гладкий, горячий:
- Массаж, - и сдвинул брови сосредоточенно. Ладони поползли ниже, потянули джинсы с бедер - те держались едва, лишь на косточках, не схваченные даже ремнем. Кагами распахнул рот, набрал в рот побольше воздуха, чтобы заорать; лицо сравнялось по цвету с волосами. И не то, чтобы он не понимал, что к чему или против был, просто… просто все так быстро случи…
- Дай-чан, ну ты представляешь! Такая очередь, жуть, все готовятся к праздникам! – Сацки так и встала столбом, прижимая сумку к груди. – Дай-чан? Кагамин?.. А что вы здесь…
- М-момои-сан! Я … Ахо… он просто делал массаж, и… это не то, что ты… Аомине, блин, хрен ты тупой, отвали уже, а!.. – и ладонь выставил, прямо в лицо сволочи Ахомине, и коленкой под ребра поддал, точно это могло что-то сейчас изменить. Аомине не двинулся, даже не изменился в лице – лишь почесал кончик носа и безучастно сказал:
- А, привет, Сацки. Приготовишь пожрать?
…на пороге их дома Кагами не объявлялся до самого Рождества.
IV. АоКага, флафф, ER, PG-13
примечание: на песню Simple Plan ft Sean Paul - Summer Paradise
Из Кагами бы не получилось романтика. Он не играл на гитаре и не писал стихов – готовил вот только неплохо, но от одной мысли о том, чтобы устроить романтический ужин со свечами и прочим, пробирало на смех. А тем временем дурацкое чувство, появившееся недавно, туго сидевшее в груди, требовало выхода. Тайга лыбился как дурак, по поводу и без, даже играть стал изящнее – капельку – а когда неподалеку оказывался Аомине, выделывался и проворачивал такие финты, что Хьюга вздыхал с укоризной, и подкрадывавшийся к нему со спины Теппей шлепал его по плечу, со смехом предлагал не бурчать, а порадоваться за Кагами (Хьюга страшно бесился и стряхивал его руку, но Киеши уже исчезал).
По каменному лицу Аомине, наблюдавшего за суматохой внизу, было трудно что-то понять. Момои дергала его за рукав и предлагала помахать Кагамину, но он только отпихивал ее, изредка приподнимал уголки губ в неком подобии одобрения. Тайга совсем расцветал, ловя эти «улыбки», отвлекался, пересекаясь с ним взглядами, и упускал мяч – каждый раз. Хьюга орал и гневался, отвешивал ему подзатыльник, Рико подпирала щеку рукой, дула в свисток, и тренировка продолжалась в прежнем темпе.
Во время соревнований Кисе, полюбивший торчать на трибунах, доставал Аомине восторженными комментариями о ходе игры, красивейших передачах Теппея и потрясающем зрении Изуки, а затем плавно скатывался на обсуждение их, Аомине с Кагами, отношений, за что огребал уже от Касамацу, которого зачем-то таскал за собой. Касамацу Дайки почти уважал – заткнуть Кисе без применения грубой силы было решительно невозможно, а избивать старого товарища самому… Момои разохается, ну ее.
(Тайга, разумеется, не подозревал о разговорах, что затевал Кисе, махал приятелям с поля и убегал на площадку, пока не закончился перерыв, глушил воду, утирал полотенцем лицо и мыслями был уже далеко, представлял вечер – они с Аомине отправятся на прогулку, затем завернут к нему на квартиру, как бывало всегда, закажут по гамбургеру и коле, а потом…)
Аомине узнал еще кое-что. Развести влюбленного Тайгу на что-то совсем необычное было раз плюнуть, и это даже не касалось баскетбола. По настоянию Аомине, во время недавней поездки Сейрин и Тоо на источники они дождались сумерек, когда остальные, сонные и усталые разбрелись по номерам, и занялись таким охуительным сексом, что смотреть на облюбованный ими бассейн все оставшиеся дни поездки было ужасно неловко. Кажется, уборщик тем вечером ошивался неподалеку, потому что он, гадина, ехидно покашливал каждый раз, как наталкивался на них в коридоре, и потирал ручку метлы вверх-вниз, со значением.
Потом был секс на крыше гостиницы, секс в кустах у баскетбольной площадки – самый экстремальный, под стук мяча и громкий мат игроков. Секс на пляже в тренировочном лагере, и откуда только пришлось вытряхивать чертов песок… было смешно и щекотно, и остаток дня они лепили куличики для песочного замка, который к утру размыло водой.
А в последний день каникул Аомине потащил Кагами на причал. Сидели, свесив с деревянного мостика ноги, пялились на уходящее под воду солнце; море касалось ступней мягко и ласково. Кагами взъерошил затылок, вздохнул и сказал вдруг, что любит. Аомине не стал отвечать - он прижался лбом ко лбу Тайги, замер, ладонями обхватив его шею. Он ощущал жар, исходящий от чужой кожи, он слышал стук сердца Кагами, участившийся, хотя тот почти не дышал. Аомине целовал Тайгу в стотысячный раз, но в первый – зажмурив глаза; он боялся, что взгляд выдаст все его мысли.
Наверное, Дайки был жутким романтиком.
V. АоКага, Куроко; снова флафф и PG-13
- Обними меня, - однажды говорит Аомине.
Они сидят у Кагами на кухне, Тайга пьет кофе, эспрессо, совсем как в Америке; Дайки предпочитает зеленый чай – настоящий японец. Из распахнутой форточки тянет сыростью и весенним теплом, за окном проезжают машины и спешат по своим делам пешеходы с портфелями, а Аомине просит… о чем?
Тайга моргает, изумленно и недоверчиво, Аомине скалится широко и довольно, упиваясь его удивлением, говорит со смешком:
- Это единственное, чего мы не делали просто так, - и поясняет: - разнообразия хочется.
Ему не надо повторять дважды. Тайга поднимается из-за стола, оставляя кофе до лучших времен, подходит со спины, обвивает Дайки руками. Жутко неловко. Он вжимается носом в плечо Дайки, гладкое, смуглое – тот любит расхаживать полуголым; старательно прячет смущение. Аомине вдруг фыркает – Тайга враз напрягается – и выдает:
- Вне постели это тоже неплохо.
Дать бы ему подзатыльник!
***
Подозревать Аомине в тактильности Тайга начинает чуть позже. Он просыпается в полвторого от жажды, зевает, с тоской глядит на часы, поднимается… вернее, пытается – руки Дайки, горячие, сильные крепко держат его. Тайга ерзает, аккуратно, стараясь выпутаться, но не разбудить, но только увязает в объятиях крепче, потому что Аомине шевелится, сопит недовольно во сне и вжимается в его спину всем телом – ха-ха, точно не убежишь. Кагами вздыхает, тихонько, бесшумно и признает свое поражение. На утро у него жуткий сушняк, а Дайки, скотина, преспокойно жарит яичницу.
Потом Аомине заводит привычку тянуть к себе в душ (это классно, нет, правда, и трахаться необязательно); просит делать массаж в два-три раза чаще обычного – мол, тренировки выматывают; забрасывает на плечи руку, притягивает и чмокает в ухо (у всех на виду!); запрыгивает на спину и требует «прокатить с ветерком», крепко-крепко обхватывая… Тайга задумывается все глубже и глубже, увязает в догадках – куда только девались первичная отстраненность и нежелание показаться девчонкой, ведь только им – да-а уж – свойственны тисканья.
А впрочем, решает он, подумаешь – тисканья. Они ему нравятся. Не во время готовки, конечно, но, наверное, Аомине уже не исправишь. Ластится как кот, хоть лопаткой стучи по голове; и когда вдруг Куроко, сидящий у Тайги в гостях, замечает им вслух, Аомине ворчит, отрицает – но вяленько – и продолжает висеть на Кагами.
- Прежний Аомине так себя когда-нибудь вел? – зачем-то уточняет Тайга у Куроко, когда Дайки уходит проветриться. Он уже знает ответ, и Куроко почти улыбается, отставляя стакан с молоком в сторону:
- Только с теми, кто был ему дорог.
VI. фем!Аомине/фем!Кагами, юст, R
Аомине Дайки не могла прожить только без двух вещей: баскетбола и сисек. Неизвестно даже, что было более ценным.
Иногда, валяясь на кровати и разглядывая потолок с белыми трещинками-прожилками, Дайки начинало казаться, что оба ее увлечения чертовски похожи. Ну а что: сиськи круглые, большие – точь-в-точь мячики! Щупать их тоже приятно: кожа гладкая, теплая, не шершавая, конечно, ни капельки не напоминает резину, ну и плевать. Проблема в другом – желающих отдать сиськи в распоряжение Аомине находилось немного. И дело даже не в отсутствии симпатичных бисексуальных девчонок, а, как ни стремно признать, в ней самой.
Ну, грубовата она была, ну и что? Не смотрела дурацкие мелодрамы, не слушала соплевыжимательной музыки. Шмотками не увлекалась – что из шкафа выпало, то и надела. Момои пыталась помочь: таскала по магазинам и парикмахерским, ставила на шпильки и приучала к коротеньким юбкам, но что-то с ними у Дайки не складывалось – то рвались, то до ушей задирались, так что покупки так и пылились в старом платяном шкафу. С косметикой получилось совсем глупо – Дайки накрасилась так, что Момои еще три часа заикалась, зато наконец-то забросила все попытки сделать из лучшей подруги утонченную нежную леди.
Да и откуда ей взяться, утонченности этой? Аомине с детства была жестковата, обходила девчонок и их «дочки-матери» стороной, откусывала пластмассовым Барби-красавицам головы. Машинки, впрочем, раздалбывала тоже – ужасно непостоянный ребенок. Дайки часто бывала не в настроении, не огрызалась и не хамила, но так припечатывала коленкой в живот, кулаком в нос – ух! И глядела даже не зло – равнодушно, ну кто мог дать сдачи ей, худой, длинной и жилистой, на добрую голову выше любого мальчишки?..
Повезло им, мальчишкам – Дайки нравились девочки.
***
Дайки было шестнадцать, когда она впервые стала разборчивой: зажимать сереньких и пищащих одноклассниц в углу уже не хотелось. Хотелось другую, конкретную, из ничем не примечательной школы и никудышной баскетбольной команды; но игравшую так, словно кроме мяча и противника не существовало совсем ничего. Аомине встречала горяченьких баскетболисток и раньше, но эта… эта была совершенно не такой, как они; все они, взятые вместе. Даже уступив Тоо в первую встречу, она, рыженькая, грудастая, не опустила головы, только стиснула кулаки так, что – Дайки поклясться могла – заскрипели костяшки. Не сдалась, не приняла поражения ни на секунду, а проходя мимо смерила Дайки настолько яростным взглядом, что у той подкосились коленки и вмиг пересохли губы. Никто не осмеливался бросить ей вызов! – до этого дня. Сердце Аомине забилось быстрей, заметалось в клетке из ребер – и как сладко!
Конечно же, вечером она обо всем рассказала Момои.
Сацки замерла у раковины с тарелкой в руках, выключила воду и стянула перчатки, поглядела на Дайки через плечо, улыбаясь так понимающе и восторженно, что Аомине стало неловко и страшно:
- Ой, ты наконец-то влюбилась!..
За эти слова Аомине не разговаривала с Момои почти всю неделю.
В конце концов она рассудила: надо увидеть – Кагами, кажется? – еще раз. И все станет понятно – то ли гормоны вдруг зашалили, то ли это действительно… что-то. Дайки не очень-то верила в любовь с первого взгляда да и считала, что уж с кем-с кем, а с ней этого никогда не случится.
От старого приятеля Тэцу Дайки узнала, где Кагами ошивается после школы. То оказалась обычная спортивная площадка, с краской расчерченными границами и полями, двумя новенькими, почти не скрипящими кольцами и парочкой деревянных скамеек для старушек и молодых мамочек. Дайки замерла у ограждения, невольно залюбовалась ладной и крепкой фигуркой, что подпрыгивала на немыслимую, черт побери, высоту и забивала потрясные данки. Настолько потрясные, что даже Дайки со всем ее мастерством и снобизмом не могла не признать.
- Эй, - окликнула она и вышла из тени; Кагами чуть не выронила мяч от удивления, поглядела через плечо. – Сыграем?
Она не спрашивала – настаивала. Кагами нахмурилась, но промолчала, убрала непослушную прядь волос за ухо и кивнула:
- Сыграем.
Один на один, они сошлись в схватке, отыгрывая мяч с попеременным успехом. Скрипели кроссовки, звонко отскакивал мяч, шлепал о ладонь-об асфальт. Солнце палило нещадно, пот лился градом с обеих; Аомине взяла паузу, стянула футболку, оставаясь в коротеньком топе, тыльной стороной кисти утерла с лица пот, отдышалась. Кагами же расстегнула и сбросила на землю толстовку, оставаясь в футболке, облегающей, белой и полупрозрачной – черное кружево лифчика, остренькие соски выделялись под тканью отчетливо. Аомине как ударило обухом, в глазах стало темно от желания: так хотелось погладить, сжать соски пальцами, потереть… Она тряхнула головой, избавляясь от наслаждения – картинка, в которой Кагами извивалась под ее ласками, выстанывала ее имя, цеплялась пальцами в волосы, поощряя касаться еще, стояла перед глазами.
«Наверное, голову напекло…» - она пощупала макушку, зажмурилась: сконцентрируйся, Дайки! Сконцентрируйся на игре, мать твою! До пятнадцати оставалось немного очков, и она не хотела проигрывать – даже Кагами, особенно ей.
Конечно же, она победила. С отрывом в два пустяковых очка, но Кагами трясло от обиды, она нарезала вокруг Дайки круги и требовала увеличить счет до двадцати, а там победит обязательно!.. Бахвальство ей шло, с удовольствием заметила Аомине, обоснованное, к тому же – два очка в игре против нее… да когда такое в последний раз было-то?!
Короче, играли до тридцати.
***
Разошлись только вечером. Кагами шмыгнула носом, накинула кофту и вдруг протянула ладонь, так неожиданно, что Дайки застыла, распахнув глаза, не торопясь отвечать:
- Короче, это… – сказала Кагами, смущенно почесывая шею, отводя взгляд, - спасибо, что ли… с тобой было классно играть. Ну, чего тормозишь?! – она потрясла кистью, смущаясь и раздражаясь все больше, - а?!
И Дайки внезапно поняла кое-что – если она сейчас не сделает чего-нибудь глупого, то точно пожалеет потом. И будет жалеть еще долго. Потому она сжала светлую ладошку в своей, смуглой, стиснула крепко и резко потянулась навстречу, прижалась губами к щеке – смазала поцелуй… Кагами застыла, моргнула удивленно и тут же отмерла, отпрыгнула на полметра, прижимая к пылающей скуле пальцы:
- Ты… ты что делаешь!! Извращенка!.. Черт, ты… - она тряхнула копной ярко-рыжих волос, развернулась, рванула прочь, оставляя Дайки далеко за спиной, а та только глядела ей вслед, потрясенная. В груди стиснуло так, что трудно было вдохнуть.
Кагами вдруг остановилась. Ее фигурка виднелась на горизонте кляксой, огненным, алым пятном, в спину подсвеченным солнцем:
- Приходи завтра! – крикнула чисто и звонко, на всю улицу, рупором прижимая ладоши ко рту, и Аомине накрыло вновь, счастьем, ярким и искренним.
VII. АоКага, дженослэш,грусть, PG
- Я… я должен сказать, - Тайга зажмурился, выпалил как на духу: - меняпригласилииграть!
Аомине приподнял бровь, стукнул мячом об асфальт. Тыльной стороной кисти провел по лбу – солнце палило нещадно, июльское, знойное.
- Ну, радуйся.
Тайга помотал подбородком, скомкал край майки ладонями:
- Ты не понимаешь. В Америку. Насовсем.
- Радуйся, - мяч грохнул о землю не раздраженно – почти. Лицо Аомине по-прежнему было непроницаемым. И тут: губы расплылись в ухмылке, глаза засверкали: - Вперед, Бакагами, к макдакам и джорданам! Не ссы, догоню. Лет через пять. Меня ведь тоже заметят.
Он не спрашивал – утверждал. Уверенный, как всегда; замахнулся и отдал пас, Кагами прижал мяч к груди, круглый оранжевый шарик. Он, наверное, хотел спросить – а что будет с нами? – но промолчал. Проглотил слова, улыбнулся почти не натянуто.
Полдень. Жарило солнце.
***
- Кагами-кун уезжает, - сказал огорченно Куроко.
- Кагамин броса-ает нас, - взгрустнула Момои.
- Ты слышал, Кагамушка…
- Тайга-кун!..
- Кагамиччи…
Аомине молчал. Аомине валялся на крыше, когда на другом конце города готовился на взлет самолет, на который, по ощущениям, вот-вот должен был подниматься Кагами. Счастливый, взъерошенный, с сумкой через плечо, с улыбкой от уха до уха, со сбывшейся мечтой, отпечатанной на бумаге, заклейменной «рейс три-пять-семь».
Они провели целый год вместе. Год – это много. Год – маленькая жизнь. Столько сделали вместе, столько минутосекунд провели о бок, столько бургеров и бутылочек колы прикончили. Спорили, что приготовить на ужин, во что играть на playstation, кто закупается презервативами, кто сегодня ведет. В свободное время – шатались по улочкам, облазили все высотки, сыграли в стрит тысячи раз, и тысячи – победили.
И все – кончилось. Разошлись их прямые, стройные, параллельные.
Это правильно.
Солнце уже не палило. Прыгало по крышам, отблесками и вспышками, кружащими голову малиновыми улыбками – клонилось к горизонту, усталое. Аомине потянулся за телефоном, вжал клавишу быстрого вызова, щелкнул контакт: вот он, придурок, рыжий, смеющийся, в майке Тоо – с плеча угадайте-кого, с плюшкой в руках. Лохматый, голодный, родной Бакагами.
Дайки отбросил мобильник, вырубил из сети. Он кое-что чувствовал, почти так хорошо, как баскетбол: если им с Тайгой суждено встретиться снова, эта фотография, детская, по-дурацки забавная, сменится новой.
URL записиподумал тут и собрал в один пост.
Название: kuroko short stories
Автор: эйзенхерц
Пейринг: АоКага
Жанры: джен, слэш, флафф, романс, AU, ER, есть кусочек гендерсвитча и фема
Рейтинг: доходит до нцешечки
Размер: около 15 машинописных страниц.
I. Кагами, Аомине, джен, G
Тайга разглядывает свои ладони: мозолистые и грубые, перепачканные, с длинными пальцами и коротко подстриженными ногтями. Он стискивает кулаки, разжимает и делает вдох, шагает вперед и тянет вверх руку – Аомине усмехается с другого конца площадки и дает ему пас. Нет, не дает – швыряет, но после убойных-то пасов Куроко… Тайга с легкостью ловит мяч, стукает им об асфальт – раз, другой – и бежит в трехсекундную, меняя руку с каждым ударом – то правой, то левой; он пытается обвести и уходит вбок, влево, вправо, но Аомине не обманешь так просто, он действует на инстинктах, он живет и играет на них, поводит носом и щурит глаза, точно чувствует мяч. Или чувствует его, Кагами.
Финты не проходят, но Тайга забивает пару раз, как и Аомине ему. Аомине даже больше, пожалуй, но по его горящим глазам и широкой ухмылке не скажешь, что он недоволен.
- Пойдем, - бросает он, когда на город опускается вечер, а солнце ползет к горизонту. Жарко, Тайга утирает краем футболки лицо, смотрит с недоумением:
- Но еще рано!
- Пойдем, - повторяет Аомине, зажимает подмышкой мяч и уходит вперед. Тайга ругается ему вслед, но идет – любопытно. Прежде они просто кивали друг другу, расходились или разбегались по домам, укрываясь от внезапного проливного дождя, но сегодня что-то меняется, что-то неуловимое и неосязаемое. Тайга ощущал это не с их первой встречи, но тогда, когда Аомине закинул руку ему на плечо и крепко стиснул локтем шею – бросил вызов. Это чувство… оно неизменно возникало, стоило только их взглядам столкнуться, повисало между ними на невидимых ниточках. Иногда Тайгу порывало спросить, не ощущает ли Аомине того же – смятения, жажды, желания раздуть пламя из тлеющих угольков?.. Хотя Ахомине скорее бы дернул глазом и обозвал его идиотом. И был бы, в принципе, прав.
Аомине приводит его на крышу. Ничего не говорит и заваливается на согретую солнцем поверхность, закидывает руки за голову и закрывает глаза. Мяч откатывается в сторону, Тайга пихает его ногой, садится на корточки рядом с Аомине и любуется открывающимся с крыши видом: высотки затоплены золотом, кое-где пробивается багряной цвет. Закат кажется очень красивым.
***
С того дня они приходят на крышу после каждой игры. Молчат: если говорить, обязательно поругаются, а на крыше… почему-то не хочется. Кагами, во всяком случае. Аомине часто дремлет, и во сне его лоб разглаживается, а лицо становится умиротворенным и почти безмятежным. Кагами же любит подставлять волосы ветру, сидеть у самого края, свесив вниз ноги, отпивая прохладной воды из бутылки. Жара никогда не оставляет его.
Наверное, думает он нередко, оборачиваясь через плечо, ловя в глазах Аомине ленивое «что?» – наверное, когда-нибудь они бы смогли подружиться.
II. АоКага, романс, ферсттайм, NC
Тайга был жутко неловкий: неуверенно водил ладонями по плечам и груди, словно разрешения спрашивая – Дайки, здесь можно потрогать? А вот здесь? А… губами коснуться?
Дурак, Ахомине, чего ты смеешься!
- Эй, - прошептал Аомине, ухмыляясь как глупый подросток, впервые добравшийся до девчонки, хотя было все ровно наоборот, - иди-ка сюда, Бакагами…
И вжал в простыни, телом к телу, выцеловывая изумленно распахнутый рот, гладкие светлые скулы, сильную шею… одно удовольствие: вот Кагами щурит глаза и откидывается назад, подставляясь; румянится, закрывает локтем лицо, когда становится уж совсем горячо и неловко: Дайки облизывает соски, прикусывает и дразнит, грудь – один из его фетишей, пусть у Кагами и крепкая, сильная, мускулистая…
- Ах… Ахомине… - его голос ломается, когда Дайки сползает к ногами и забирается ладонями под резинку трусов; ладони горячие и сухие, кончики пальцев - шершавые, Дайки усмехается и деловито облизывает подушечки правой. Затем кольцом сцепляет пальцы вокруг напряженного члена, ведет вниз-вверх, мягко и медленно, - блин, это…
- Да, хорошо, знаю, - довольно лыбится Аомине, целует подвздошную косточку, кольцо пальцев сжимается крепче, - давай, Бакагами, покажи мне…
Он не успевает договорить: Тайга вдруг замирает и выгибается, стонет-рычит, голос у него хриплый, беспомощный; Аомине подносит ладонь к глазам и удивленно моргает. Кончил? Уже?..
- П-прости, я… просто я… - тот пытается бормотать еще что-то, не румяный – багровый по самые уши, брови вздернуты домиком, а глаза влажные, - я…
Аомине прячет лицо и смеется. Кагами обижается тут же: выпутывается из одеял и садится, поджимает колени к груди, хмурится, возмущенный, взъерошенный. Аомине заставляет себя посерьезнеть, подается к нему и сжимает колено чистой рукой, другую – запачканную – облизывает. Сперма солоновата и непривычна на вкус, а Кагами вновь задыхается – и пялится на него, пялится так, словно видит впервые, и пунцовеет по шею, вопит и размахивает руками, пытаясь остановить – Дайки легко уклоняется, он намного ловчее, да и слизывать уже нечего. Он показывает Тайге чистую, будто вымытую ладонь, хищно скалится и накидывается на него, опрокидывая на спину, подминает и вклинивается меж плотно сжатых коленей, разводит настойчиво, игнорируя сопротивление и чужое, все более отчаянное смущение. Кагами – его, принадлежит ему весь, целиком, до ногтей, пусть не привык еще – но привыкнет.
Их члены трутся друг о друга, быстро и плавно, Дайки дышит ртом глубоко, жадно – воздуха не хватает. У Кагами трепещут ресницы, на висках и лбу – капельки пота, губы дрожат, и лицо такое уязвимо-беззащитное, что Аомине захлестывает волной одуряющей нежности. Он крепче и тверже сжимает на членах ладонь, и одновременно мягче, и оргазм они ловят не одновременно – но почти – и их сперма сливается вместе, белесая, липкая, теплая. Кагами шепчет тихонько что-то неразличимое, притягивает Дайки на грудь, обнимает, уткнувшись носом в ключицу, и Дайки послушно лежит, даже дремлет – уютно.
С Тайгой классно всегда – горячо, будоражаще, зло ли – но в такие минуты – особенно.
III. АоКага, Момои; R, на арт
Сегодня Кагами играл настолько хреново, что Дайки сначала решил, что тот поддается, и здорово разозлился, но после пяти очередно забитых мячей ему стало ясно, что дело тут в чем-то другом. Да и когда это Бакагами кому-либо уступал, по доброй воле и, что намного важнее, ему?.. Дайки сощурился, замер с мячом носом к носу с Кагами, пригляделся внимательней: челка взмокшая, сбившаяся, тяжелая, взгляд напряженный, все как всегда… Да только дышал Бакагами тяжелей, чем обычно, кривил рот, когда двигался, и едва ли не жмурился – от боли?.. Ну и что с ним такое?!
- На сегодня закончили, - вдруг решил Аомине и отдал пас, высокий и мощный: Кагами вытянул руки, словил и вдруг охнул, отбросил мяч в сторону и плюхнулся задницей на асфальт.
Наверное, Дайки выглядел слишком уж изумленно, потому что Кагами вдруг вспыхнул, сжал кулаки, но остался сидеть, низко склонив голову, будто не мог скрыть иначе стыда за свою слабость:
- Ахомине, если чего-нибудь скажешь сейчас…
- Да, скажу. Что за хрень?! То играешь, как телка, а теперь это, - Аомине качнул подбородком и подошел ближе, протянул руку: - вставай, идиот, задницу отморозишь.
И ведь сегодня действительно было холодно – все-ж таки осень – да вот только Кагами вдруг заупрямился и разъярился в ответ:
- Сам поднимусь! – и поднялся, действительно, продолжая вопить, - с чего такая забота?! Ты ж не думаешь ни о чей заднице, кроме своей собственной! Эй, давай сыграем еще раз, я в норме, увидишь!
- Нифига ты не в норме, - сплюнул Дайки, уйдя на другой конец баскетбольной площадки, к скамейкам. Он поднял свою куртку, набросил на плечи и побрел с поля прочь; к вещам, испортившим настроение, добавился одурительный ветер, норовивший залезть под футболку и облапать все ледяными ладонями.
Глупо было рассчитывать, что Кагами угомонится.
- Эй! – пропыхтел он, на ходу кутаясь в парку и поправляя манжеты, - эй, да постой, блин! Ахомине, придурок! Епт, со мной все в порядке, почему ты не веришь?.. Черт, стой уже! Уфф, сраный ветер… Ладно, я расскажу, только не беги так! Блять, Ахомине!
Дайки даже сдал шагу от такой наглости.
- Короче, - Кагами обогнал его наконец, упер руки в бока и отдышался, - я вчера потянул спину. Не знаю, там еще щелкнуло что-то… хорошо, Рико не видела – через неделю играть, нельзя пропускать тренировки! Спина побаливает, короче… немного! – добавил торопливо, точно нашкодивший младшеклассник – лишь бы не отругали.
«Вот же тупица», - подумал Дайки с тоской, зеленой, как парка Кагами. Сорвать спину и играть в баскетбол как ни в чем не бывало – это для Бакагами в порядке вещей?.. Если б такое случилось с ним, Дайки, он наплевал бы на всё и вся, дрых, восстанавливаясь, дни напролет. И делать ничего не заставишь – причина есть, и серьезная. Очень удобно.
Хотя… погодите-ка! Дайки едва пальцами не прищелкнул: идея! Раз уж Кагами своим внезапным недомоганием испортил ему их игру и чудесное утро, то пусть все и исправляет. Он ему и так должен – еще те кроссовки не отработал.
- Ты идешь со мной, - безапелляционно заявил Аомине и с независимым видом двинулся дальше, убежденный, что Бакагами помчится следом. Тот подобрал челюсть – Дайки никогда, никогда никого не приглашал к себе в гости! – и, действительно, побежал за ним, громко и вслух засыпая Ахомине вопросами – чтокакзачемпочему?! Тот особо не скрытничал, но рассказал уже у подъезда, с галантной издевкой распахивая двери перед Кагами:
- Массаж тебе сделаю: говорят, хорошо помогает.
***
Момои где-то носило, так что чай пришлось заваривать самому. Кагами разглядывал их жилище с искренним любопытством – кухонька была маленькая и аккуратная, с ситцевыми занавесками и светлыми гладкими стенами; прихожая – узкая, с тумбочкой, заваленной барахлом и косметикой Сацки, и ее туфлями, сваленными в одну разноцветную кучу. Окликнув Кагами и подхватив чашки с чаем – ароматным и байховым – Аомине пинком распахнул дверь собственной комнаты и оказался внутри.
Момои вход сюда был воспрещен, так что здесь царил жуткий бардак. Аомине не сдержал смешка, с довольством разглядывая ошарашенную морду Кагами – у того все всегда было чистенько и красиво, никаких тебе шмоток, разбросанных по всей комнате; оккупировавших кровать и пространство под ней порножурналов, плакатов с грудастыми девицами на всю стену, грязных тарелок на подоконнике…
Аомине оставил чашки на столике у кровати и похлопал по ней, на удивление застеленной, правой рукой:
- Ложись, что ли.
Кагами убрал с лица странное выражение и подошел, послушно плюхнулся на покрывало, нарочно спихнув октябрьский выпуск «Плейбоя» на пол. Его щеки начинали гореть всякий раз, когда он задерживал взгляд на чужих прелестях.
- И с чего такая доброта, - пробурчал он, когда ладони Аомине задрали хлопковую майку и прошлись по напряженной спине. – Ай, аккуратнее!
- Oi, oi, неженка, - протянул Аомине с ехидцей, осторожно разминая поясницу, продвигаясь к лопаткам вдоль позвоночника. Спина у Кагами были крепкая, сильная, и как только повредить умудрился?
- Мм, хорошо… - пробормотал, со смущением выдохнул Кагами, когда пальцы Аомине начали двигаться по спирали, касаясь спины только кончиками, чуть-чуть; когда эти пальцы мягко выписывали на коже круги и плавно разводили их, не касаясь позвонков, не причиняя ни одного неприятного ощущения. Жаль, что под рукой не было масла, укорил себя Аомине – тогда дело пошло бы еще лучше, массаж оказался приятнее. Стоп, он тут не удовольствие доставляет, а помощь оказывает!..
А, к черту!
- Т-ты что делаешь? – вытаращил глаза Бакагами, когда Дайки перевернул его на спину, потянул майку до самого подбородка и огладил живот, плоский и гладкий, горячий:
- Массаж, - и сдвинул брови сосредоточенно. Ладони поползли ниже, потянули джинсы с бедер - те держались едва, лишь на косточках, не схваченные даже ремнем. Кагами распахнул рот, набрал в рот побольше воздуха, чтобы заорать; лицо сравнялось по цвету с волосами. И не то, чтобы он не понимал, что к чему или против был, просто… просто все так быстро случи…
- Дай-чан, ну ты представляешь! Такая очередь, жуть, все готовятся к праздникам! – Сацки так и встала столбом, прижимая сумку к груди. – Дай-чан? Кагамин?.. А что вы здесь…
- М-момои-сан! Я … Ахо… он просто делал массаж, и… это не то, что ты… Аомине, блин, хрен ты тупой, отвали уже, а!.. – и ладонь выставил, прямо в лицо сволочи Ахомине, и коленкой под ребра поддал, точно это могло что-то сейчас изменить. Аомине не двинулся, даже не изменился в лице – лишь почесал кончик носа и безучастно сказал:
- А, привет, Сацки. Приготовишь пожрать?
…на пороге их дома Кагами не объявлялся до самого Рождества.
IV. АоКага, флафф, ER, PG-13
примечание: на песню Simple Plan ft Sean Paul - Summer Paradise
Из Кагами бы не получилось романтика. Он не играл на гитаре и не писал стихов – готовил вот только неплохо, но от одной мысли о том, чтобы устроить романтический ужин со свечами и прочим, пробирало на смех. А тем временем дурацкое чувство, появившееся недавно, туго сидевшее в груди, требовало выхода. Тайга лыбился как дурак, по поводу и без, даже играть стал изящнее – капельку – а когда неподалеку оказывался Аомине, выделывался и проворачивал такие финты, что Хьюга вздыхал с укоризной, и подкрадывавшийся к нему со спины Теппей шлепал его по плечу, со смехом предлагал не бурчать, а порадоваться за Кагами (Хьюга страшно бесился и стряхивал его руку, но Киеши уже исчезал).
По каменному лицу Аомине, наблюдавшего за суматохой внизу, было трудно что-то понять. Момои дергала его за рукав и предлагала помахать Кагамину, но он только отпихивал ее, изредка приподнимал уголки губ в неком подобии одобрения. Тайга совсем расцветал, ловя эти «улыбки», отвлекался, пересекаясь с ним взглядами, и упускал мяч – каждый раз. Хьюга орал и гневался, отвешивал ему подзатыльник, Рико подпирала щеку рукой, дула в свисток, и тренировка продолжалась в прежнем темпе.
Во время соревнований Кисе, полюбивший торчать на трибунах, доставал Аомине восторженными комментариями о ходе игры, красивейших передачах Теппея и потрясающем зрении Изуки, а затем плавно скатывался на обсуждение их, Аомине с Кагами, отношений, за что огребал уже от Касамацу, которого зачем-то таскал за собой. Касамацу Дайки почти уважал – заткнуть Кисе без применения грубой силы было решительно невозможно, а избивать старого товарища самому… Момои разохается, ну ее.
(Тайга, разумеется, не подозревал о разговорах, что затевал Кисе, махал приятелям с поля и убегал на площадку, пока не закончился перерыв, глушил воду, утирал полотенцем лицо и мыслями был уже далеко, представлял вечер – они с Аомине отправятся на прогулку, затем завернут к нему на квартиру, как бывало всегда, закажут по гамбургеру и коле, а потом…)
Аомине узнал еще кое-что. Развести влюбленного Тайгу на что-то совсем необычное было раз плюнуть, и это даже не касалось баскетбола. По настоянию Аомине, во время недавней поездки Сейрин и Тоо на источники они дождались сумерек, когда остальные, сонные и усталые разбрелись по номерам, и занялись таким охуительным сексом, что смотреть на облюбованный ими бассейн все оставшиеся дни поездки было ужасно неловко. Кажется, уборщик тем вечером ошивался неподалеку, потому что он, гадина, ехидно покашливал каждый раз, как наталкивался на них в коридоре, и потирал ручку метлы вверх-вниз, со значением.
Потом был секс на крыше гостиницы, секс в кустах у баскетбольной площадки – самый экстремальный, под стук мяча и громкий мат игроков. Секс на пляже в тренировочном лагере, и откуда только пришлось вытряхивать чертов песок… было смешно и щекотно, и остаток дня они лепили куличики для песочного замка, который к утру размыло водой.
А в последний день каникул Аомине потащил Кагами на причал. Сидели, свесив с деревянного мостика ноги, пялились на уходящее под воду солнце; море касалось ступней мягко и ласково. Кагами взъерошил затылок, вздохнул и сказал вдруг, что любит. Аомине не стал отвечать - он прижался лбом ко лбу Тайги, замер, ладонями обхватив его шею. Он ощущал жар, исходящий от чужой кожи, он слышал стук сердца Кагами, участившийся, хотя тот почти не дышал. Аомине целовал Тайгу в стотысячный раз, но в первый – зажмурив глаза; он боялся, что взгляд выдаст все его мысли.
Наверное, Дайки был жутким романтиком.
V. АоКага, Куроко; снова флафф и PG-13
- Обними меня, - однажды говорит Аомине.
Они сидят у Кагами на кухне, Тайга пьет кофе, эспрессо, совсем как в Америке; Дайки предпочитает зеленый чай – настоящий японец. Из распахнутой форточки тянет сыростью и весенним теплом, за окном проезжают машины и спешат по своим делам пешеходы с портфелями, а Аомине просит… о чем?
Тайга моргает, изумленно и недоверчиво, Аомине скалится широко и довольно, упиваясь его удивлением, говорит со смешком:
- Это единственное, чего мы не делали просто так, - и поясняет: - разнообразия хочется.
Ему не надо повторять дважды. Тайга поднимается из-за стола, оставляя кофе до лучших времен, подходит со спины, обвивает Дайки руками. Жутко неловко. Он вжимается носом в плечо Дайки, гладкое, смуглое – тот любит расхаживать полуголым; старательно прячет смущение. Аомине вдруг фыркает – Тайга враз напрягается – и выдает:
- Вне постели это тоже неплохо.
Дать бы ему подзатыльник!
***
Подозревать Аомине в тактильности Тайга начинает чуть позже. Он просыпается в полвторого от жажды, зевает, с тоской глядит на часы, поднимается… вернее, пытается – руки Дайки, горячие, сильные крепко держат его. Тайга ерзает, аккуратно, стараясь выпутаться, но не разбудить, но только увязает в объятиях крепче, потому что Аомине шевелится, сопит недовольно во сне и вжимается в его спину всем телом – ха-ха, точно не убежишь. Кагами вздыхает, тихонько, бесшумно и признает свое поражение. На утро у него жуткий сушняк, а Дайки, скотина, преспокойно жарит яичницу.
Потом Аомине заводит привычку тянуть к себе в душ (это классно, нет, правда, и трахаться необязательно); просит делать массаж в два-три раза чаще обычного – мол, тренировки выматывают; забрасывает на плечи руку, притягивает и чмокает в ухо (у всех на виду!); запрыгивает на спину и требует «прокатить с ветерком», крепко-крепко обхватывая… Тайга задумывается все глубже и глубже, увязает в догадках – куда только девались первичная отстраненность и нежелание показаться девчонкой, ведь только им – да-а уж – свойственны тисканья.
А впрочем, решает он, подумаешь – тисканья. Они ему нравятся. Не во время готовки, конечно, но, наверное, Аомине уже не исправишь. Ластится как кот, хоть лопаткой стучи по голове; и когда вдруг Куроко, сидящий у Тайги в гостях, замечает им вслух, Аомине ворчит, отрицает – но вяленько – и продолжает висеть на Кагами.
- Прежний Аомине так себя когда-нибудь вел? – зачем-то уточняет Тайга у Куроко, когда Дайки уходит проветриться. Он уже знает ответ, и Куроко почти улыбается, отставляя стакан с молоком в сторону:
- Только с теми, кто был ему дорог.
VI. фем!Аомине/фем!Кагами, юст, R
Аомине Дайки не могла прожить только без двух вещей: баскетбола и сисек. Неизвестно даже, что было более ценным.
Иногда, валяясь на кровати и разглядывая потолок с белыми трещинками-прожилками, Дайки начинало казаться, что оба ее увлечения чертовски похожи. Ну а что: сиськи круглые, большие – точь-в-точь мячики! Щупать их тоже приятно: кожа гладкая, теплая, не шершавая, конечно, ни капельки не напоминает резину, ну и плевать. Проблема в другом – желающих отдать сиськи в распоряжение Аомине находилось немного. И дело даже не в отсутствии симпатичных бисексуальных девчонок, а, как ни стремно признать, в ней самой.
Ну, грубовата она была, ну и что? Не смотрела дурацкие мелодрамы, не слушала соплевыжимательной музыки. Шмотками не увлекалась – что из шкафа выпало, то и надела. Момои пыталась помочь: таскала по магазинам и парикмахерским, ставила на шпильки и приучала к коротеньким юбкам, но что-то с ними у Дайки не складывалось – то рвались, то до ушей задирались, так что покупки так и пылились в старом платяном шкафу. С косметикой получилось совсем глупо – Дайки накрасилась так, что Момои еще три часа заикалась, зато наконец-то забросила все попытки сделать из лучшей подруги утонченную нежную леди.
Да и откуда ей взяться, утонченности этой? Аомине с детства была жестковата, обходила девчонок и их «дочки-матери» стороной, откусывала пластмассовым Барби-красавицам головы. Машинки, впрочем, раздалбывала тоже – ужасно непостоянный ребенок. Дайки часто бывала не в настроении, не огрызалась и не хамила, но так припечатывала коленкой в живот, кулаком в нос – ух! И глядела даже не зло – равнодушно, ну кто мог дать сдачи ей, худой, длинной и жилистой, на добрую голову выше любого мальчишки?..
Повезло им, мальчишкам – Дайки нравились девочки.
***
Дайки было шестнадцать, когда она впервые стала разборчивой: зажимать сереньких и пищащих одноклассниц в углу уже не хотелось. Хотелось другую, конкретную, из ничем не примечательной школы и никудышной баскетбольной команды; но игравшую так, словно кроме мяча и противника не существовало совсем ничего. Аомине встречала горяченьких баскетболисток и раньше, но эта… эта была совершенно не такой, как они; все они, взятые вместе. Даже уступив Тоо в первую встречу, она, рыженькая, грудастая, не опустила головы, только стиснула кулаки так, что – Дайки поклясться могла – заскрипели костяшки. Не сдалась, не приняла поражения ни на секунду, а проходя мимо смерила Дайки настолько яростным взглядом, что у той подкосились коленки и вмиг пересохли губы. Никто не осмеливался бросить ей вызов! – до этого дня. Сердце Аомине забилось быстрей, заметалось в клетке из ребер – и как сладко!
Конечно же, вечером она обо всем рассказала Момои.
Сацки замерла у раковины с тарелкой в руках, выключила воду и стянула перчатки, поглядела на Дайки через плечо, улыбаясь так понимающе и восторженно, что Аомине стало неловко и страшно:
- Ой, ты наконец-то влюбилась!..
За эти слова Аомине не разговаривала с Момои почти всю неделю.
В конце концов она рассудила: надо увидеть – Кагами, кажется? – еще раз. И все станет понятно – то ли гормоны вдруг зашалили, то ли это действительно… что-то. Дайки не очень-то верила в любовь с первого взгляда да и считала, что уж с кем-с кем, а с ней этого никогда не случится.
От старого приятеля Тэцу Дайки узнала, где Кагами ошивается после школы. То оказалась обычная спортивная площадка, с краской расчерченными границами и полями, двумя новенькими, почти не скрипящими кольцами и парочкой деревянных скамеек для старушек и молодых мамочек. Дайки замерла у ограждения, невольно залюбовалась ладной и крепкой фигуркой, что подпрыгивала на немыслимую, черт побери, высоту и забивала потрясные данки. Настолько потрясные, что даже Дайки со всем ее мастерством и снобизмом не могла не признать.
- Эй, - окликнула она и вышла из тени; Кагами чуть не выронила мяч от удивления, поглядела через плечо. – Сыграем?
Она не спрашивала – настаивала. Кагами нахмурилась, но промолчала, убрала непослушную прядь волос за ухо и кивнула:
- Сыграем.
Один на один, они сошлись в схватке, отыгрывая мяч с попеременным успехом. Скрипели кроссовки, звонко отскакивал мяч, шлепал о ладонь-об асфальт. Солнце палило нещадно, пот лился градом с обеих; Аомине взяла паузу, стянула футболку, оставаясь в коротеньком топе, тыльной стороной кисти утерла с лица пот, отдышалась. Кагами же расстегнула и сбросила на землю толстовку, оставаясь в футболке, облегающей, белой и полупрозрачной – черное кружево лифчика, остренькие соски выделялись под тканью отчетливо. Аомине как ударило обухом, в глазах стало темно от желания: так хотелось погладить, сжать соски пальцами, потереть… Она тряхнула головой, избавляясь от наслаждения – картинка, в которой Кагами извивалась под ее ласками, выстанывала ее имя, цеплялась пальцами в волосы, поощряя касаться еще, стояла перед глазами.
«Наверное, голову напекло…» - она пощупала макушку, зажмурилась: сконцентрируйся, Дайки! Сконцентрируйся на игре, мать твою! До пятнадцати оставалось немного очков, и она не хотела проигрывать – даже Кагами, особенно ей.
Конечно же, она победила. С отрывом в два пустяковых очка, но Кагами трясло от обиды, она нарезала вокруг Дайки круги и требовала увеличить счет до двадцати, а там победит обязательно!.. Бахвальство ей шло, с удовольствием заметила Аомине, обоснованное, к тому же – два очка в игре против нее… да когда такое в последний раз было-то?!
Короче, играли до тридцати.
***
Разошлись только вечером. Кагами шмыгнула носом, накинула кофту и вдруг протянула ладонь, так неожиданно, что Дайки застыла, распахнув глаза, не торопясь отвечать:
- Короче, это… – сказала Кагами, смущенно почесывая шею, отводя взгляд, - спасибо, что ли… с тобой было классно играть. Ну, чего тормозишь?! – она потрясла кистью, смущаясь и раздражаясь все больше, - а?!
И Дайки внезапно поняла кое-что – если она сейчас не сделает чего-нибудь глупого, то точно пожалеет потом. И будет жалеть еще долго. Потому она сжала светлую ладошку в своей, смуглой, стиснула крепко и резко потянулась навстречу, прижалась губами к щеке – смазала поцелуй… Кагами застыла, моргнула удивленно и тут же отмерла, отпрыгнула на полметра, прижимая к пылающей скуле пальцы:
- Ты… ты что делаешь!! Извращенка!.. Черт, ты… - она тряхнула копной ярко-рыжих волос, развернулась, рванула прочь, оставляя Дайки далеко за спиной, а та только глядела ей вслед, потрясенная. В груди стиснуло так, что трудно было вдохнуть.
Кагами вдруг остановилась. Ее фигурка виднелась на горизонте кляксой, огненным, алым пятном, в спину подсвеченным солнцем:
- Приходи завтра! – крикнула чисто и звонко, на всю улицу, рупором прижимая ладоши ко рту, и Аомине накрыло вновь, счастьем, ярким и искренним.
VII. АоКага, дженослэш,
- Я… я должен сказать, - Тайга зажмурился, выпалил как на духу: - меняпригласилииграть!
Аомине приподнял бровь, стукнул мячом об асфальт. Тыльной стороной кисти провел по лбу – солнце палило нещадно, июльское, знойное.
- Ну, радуйся.
Тайга помотал подбородком, скомкал край майки ладонями:
- Ты не понимаешь. В Америку. Насовсем.
- Радуйся, - мяч грохнул о землю не раздраженно – почти. Лицо Аомине по-прежнему было непроницаемым. И тут: губы расплылись в ухмылке, глаза засверкали: - Вперед, Бакагами, к макдакам и джорданам! Не ссы, догоню. Лет через пять. Меня ведь тоже заметят.
Он не спрашивал – утверждал. Уверенный, как всегда; замахнулся и отдал пас, Кагами прижал мяч к груди, круглый оранжевый шарик. Он, наверное, хотел спросить – а что будет с нами? – но промолчал. Проглотил слова, улыбнулся почти не натянуто.
Полдень. Жарило солнце.
***
- Кагами-кун уезжает, - сказал огорченно Куроко.
- Кагамин броса-ает нас, - взгрустнула Момои.
- Ты слышал, Кагамушка…
- Тайга-кун!..
- Кагамиччи…
Аомине молчал. Аомине валялся на крыше, когда на другом конце города готовился на взлет самолет, на который, по ощущениям, вот-вот должен был подниматься Кагами. Счастливый, взъерошенный, с сумкой через плечо, с улыбкой от уха до уха, со сбывшейся мечтой, отпечатанной на бумаге, заклейменной «рейс три-пять-семь».
Они провели целый год вместе. Год – это много. Год – маленькая жизнь. Столько сделали вместе, столько минутосекунд провели о бок, столько бургеров и бутылочек колы прикончили. Спорили, что приготовить на ужин, во что играть на playstation, кто закупается презервативами, кто сегодня ведет. В свободное время – шатались по улочкам, облазили все высотки, сыграли в стрит тысячи раз, и тысячи – победили.
И все – кончилось. Разошлись их прямые, стройные, параллельные.
Это правильно.
Солнце уже не палило. Прыгало по крышам, отблесками и вспышками, кружащими голову малиновыми улыбками – клонилось к горизонту, усталое. Аомине потянулся за телефоном, вжал клавишу быстрого вызова, щелкнул контакт: вот он, придурок, рыжий, смеющийся, в майке Тоо – с плеча угадайте-кого, с плюшкой в руках. Лохматый, голодный, родной Бакагами.
Дайки отбросил мобильник, вырубил из сети. Он кое-что чувствовал, почти так хорошо, как баскетбол: если им с Тайгой суждено встретиться снова, эта фотография, детская, по-дурацки забавная, сменится новой.